Мой отец еще в 1920-е годы увлекся филателией, но с появлением семьи в старый альбом заглядывал редко. Обстоятельства жизни были трудными: поиск постоянного занятия, работа за городом, служба в польской армии, рождение детей, другие важные дела вынуждали забыть о марках.

Затем увлечение отца продолжил я. До 1939 года ни один лунинецкий филателист не мог пахвастаться наличием в его коллекции советских марок. В 1940 году они появились в продаже в книжных магазинах города. В небольших пакетах, по очень низкой цене, можно было купить красивые филателистические наборы, почтовые знаки Закавказ-ских республик, Советской Украины, Монголии. Марки СССР рассказывали о событиях, о которых жители Западной Белоруссии ничего не знали. О беспосадочных перелетах через Северный полюс в США летных экипажей Чкалова и Громова, об эпопее затертого льдами парохода “Челюскин”, о полете на самолете “Родина” женского экипажа – П. Осипенко, М. Расковой, В. Гризодубовой – из Москвы на Дальний Восток, о многом другом. В двух книжных магазинах и газетном киоске Бесана было обилие советских почтовых выпусков, из которых лунинчане узнавали о стране, в которой предстояло жить.
Особенно красочной и экзотичной была для меня филателия Республики Тува. Мало кто слышал об этой стране. Ромбические, треугольные, квадратные, большого формата марки рассказывали о флоре и фауне, народных обычаях и гуляньях, национальной одежде тувинцев. С каким интересом мы с отцом рассматривали приобретенные почтовые миниатюры, искали на карте Туву, обсуждали с другими лунинецкими филателистами (их в городе осталось не так и много) достоинства и необычность новинок.
В годы оккупации почти вся коллекция марок отца пропала, только небольшая часть была продана. После войны было уже не до прежних увлечений. Но остатки марок, уложенных в книги, которые были завернуты в клеенку и спрятаны в сухом месте на чердаке дома, достались мне. С 1946 года я начал интенсивно заниматься филателией. Отрывал знаки почтовой оплаты с писем у родственников и знакомых, выпрашивал у одноклас-сников. Узнав, что ленин-градский магазин “Книга – почтой” высылает и марки, написал туда письмо с просьбой прислать совет-ские новинки. Вскоре получил бандероль, за которую надо было уплатить почти 5 рублей. Таких денег у меня не было. Пришлось собирать металлолом, макулатуру, тряпье. Так я понял, что филателия – дорогое удовольствие…
В бандероли были марки о Великой Отечественной – посвящены Н. Гастелло, В. Талалихину, З. Космодемьянской, А. Чекалину, 28-ми панфиловцам, другим героям войны, параду Победы в Москве. Я был очень доволен. Друзья по увлечению последовали моему примеру и также выписывали марки из ленинградских магазинов. Филателистов тогда было немного. С довоенных времен собирал их старшеклассник СШ №5 Евгений Дидюк, который оказывал нам, начинающим, всяческую помощь. Мои товарищи Феликс Дубровицкий, Валентин Авинников и другие одноклассники имели небольшие собрания. Вадим Волынец приехал из Керчи и привез тетрадку, в которую были вклеены советские марки. Из алтайской ссылки вернулась семья Иосифа (называли его Зюником) Будько, у которого оказалась самая интересная коллекция военных лет.
Вскоре филателистические ряды поредели. Кто-то, окончив школу, уехал учиться, кто-то потерял интерес к маркам. Остались два стойких коллекционера – я и Геннадий Чумаков, сын работника райвоенкомата. Советские марки нам были доступны, иностранных – невозможно было достать. Мы решили обратиться к известным писателям с просьбой помочь в нашем увлечении.
Написали письма ко многим авторам, чьими произведениями зачитывались. Ответил один – Илья Эренбург. В первом письме от 19 апреля 1954 года писатель прислал нам около 50 марок стран Южной Америки, пожелал успехов в учебе и сборе коллекции, пообещал пополнять ее. Наши имена были перепутаны – Леве Чумакову и Гене Колосову, но это нас не огорчило. Через некоторое время получили еще один подарок – около 500 аккуратно вырезанных из конвертов марок разных стран Европы и Америки. Бандероль из Москвы отправила секретарь И.Г. Эренбурга – Л. Зонина.
Наша переписка продолжалась около трех месяцев. Затем получили письмо, написанное секретарем, в котором сообщалось, что известный писатель серьезно болен и “для марочных дел нет времени”.
До сих пор рад и горд, что у меня осталось несколько почтовых миниатюр, которых называю “вкладом Ильи Эренбурга” в мою филателистическую коллекцию.
Лев КОЛОСОВ.